— Две таблетки, — признался Брайан.
— Одной было бы достаточно, — буркнула Титания. — Я бы уже успела закончить с глажкой.»
Таунсенд — это как если бы Джулия Стюарт, которая «Тауэр, зоопарк и черепаха» и «Тайна голубиного пирога», была чуть более остросоциальнее и непреклоннее к грехам рода людского, но все с той же английской любовью и юмором к человеческой нелепости и доброте.
Однажды сентябрьским утром Ева Бобер, проводив своих детей в универ и мужа на работу, решила, что с нее хватит, у нее нет больше сил, она хочет только лечь в кровать и пролежать год, а там хоть трава не расти. (Как часто мы хотим того же, признавайтесь?) Тут-то и вылазит, что муж сам ничего не может толком (даже организовать нормальное Рождество), дети редкие социопаты, подружка их еще хлеще социопатка, у мужа любовница вот уже лет восемь, свекровь всегда говорила, что ничего хорошего из их союза не выйдет, а мать отговаривала будущего зятя от брака буквально перед алтарем.
Но Таунсенд все-таки больше любит людей, чем нет, поэтому на фоне прогнивших родственников Евы в сюжет входят милые, очаровательные, местами неловкие и смешные герои, которые может и не отличаются силой ума (в отличие от ее мужа или детей, сплошь астронавтов, математиков, профессоров и юных гениев), но и не думают, что лечь в кровать на год — это сумасшествие, и верят, что доброта в людях еще есть. Тут и мойщик окон, и неудавшийся финансист, но потихоньку удающийся художник с дредами ниже талии, ветеран войны с обезображенным лицом, любовница мужа, и даже мать, которая может ворчит и стонет, но все-таки любит свое дитя и выхаживает ее до конца (и зрила у алтаря в корень насчет брака, что уж там говорить). Позволив себе все резко отбросить и предоставить отдых душе и телу, при том, что Еве аж пятьдесят, в то время как многие и в тридцать не могут выйти из наезженной, медленно убивающей, но такой привычной колеи, она снова переживает некоторые моменты своей жизни, составляет списки удач и неудач, находит настоящую любовь и дружбу, и незаметно для себя… начинает тонуть в одиночестве.
Потому что этот роман не только про то, что нельзя идти на гильотину жизни, если ты понял перед самым венчанием, что у вас кончились счастливые моменты (подставьте гильотину и причины какие угодно, их полно у каждого из нас), чтобы потом мучиться всю жизнь, надрывая себя. Необходимо иметь смелость и силы, даже когда тебе глубоко за сорок, сказать выматывающей жизни «нет». Человек не железный и иногда кровать на год просто необходима нам, чтобы подумать и поплакать или научиться это делать. Но и про то, что «жизнь слишком сложна, чтобы проживать ее в одиночестве». Так что нужно очень вовремя встать с кровати, не боясь нового незнакомого мира, который угрожает любовью и другими радостями человеческой души. И пусть они может быть тоже причинят боль, но в конце концов ты же смог лечь на год, значит хватит сил и на это. А еще эта книга про то, что самое обыкновенное участие к другому человеку — это важно. Даже простой совет пойти помыться и поспать матери, которая решила не мыться и не спать, пока не вернется потерявшийся ребенок. И уж тем более помочь человеку вылезти из одиночества, куда он загнал себя в бегстве от лицемерной и беспощадной жизни. Ведь «когда Александр принес ожившую Еву в гостиную и усадил на диван перед камином, она сказала:
— Ведь это же доброта, правда? Просто доброта.»
К слову, местами это очень печальная книга (одиночество никогда не бывает веселым), но местами она очень веселая. Иначе это была бы уже не Таунсенд, с ее типично английскими шуточками.